На мотив старой песни.
Что вы думаете о музыке? Нет, точнее, можете ли вы думать о музыке абстрактно? Разложить мелодию на элементы, о которых сможете думать в словах? А я не могу, поэтому чувствую себя немым. Удручающе. На мою долю остаются ассоциации, а они имеют странное свойство утекать от темы, как поток. Поток сознания, который смывает первоначальную данность. Какие у вас ассоциации со смывающим потоком? Правильно, Авгиевы конюшни. И молчите, поручик, я прекрасно могу представить, что пришло вам в голову.
Поручик насмешливо хмыкает, он считает что в метро поутру можно либо пошлить, либо материться, а я чрезмерно утомлен для того и другого. И никакого алкоголя – он убьет наступающий день на корню, свернув в тугие кольца колита и мигрени. На город наваливается сентябрь, и его холодные щупальца забираются мне под череп белыми вспышками. На следующие сутки мой лучший друг – мигренол. Или гильотина. Жаль, в рабочую голова не пролезет, а как все было бы просто…
…Запах корицы. Корица у меня стойко ассоциируется с югом, с морем, с сухим ветром из степей. Безумно люблю то место, где степи встречаются с морем и горами. Называется Феодосия. Так вот, в Феодосии нет ничего, что бы пахло корицей, но сам запах незримо витает над городом моей любви.
Образ настигаем меня в метро, заставляя проснуться. О боже, она прекрасна. Эти сидонские кудри, эти синайские глаза, это немыслимое усилие, которое прикладывает она, чтобы запрокинуть утяжеленный горбинкой нос, эта стройная и тонкая шея, утомленная усилием... Образ – ожег сетчатки, сладостный и ослепляющий. А дальше – сплошная трехминутная песнь песней, прерываемая потоком выходящих-входящих пассажиров, силуэтов, деревьев. Как на старой прерывистой пленке – поднимается рука убрать с глаз ягнячью шерсть, ресницы вниз – американские горки, сердце замирает, кровь несется в ее направленьи………….
И что, спросите вы? Как что? Двери закрываются, следующая станция.